Пиранья. Черное солнце - Страница 20

Ее чуточку забрало, сразу видно — все-таки доза была солидная. Раскрасневшись, она разглядывала Мазура с непонятной улыбкой: нога на ногу (какие бедра, дьяболо!), халатик на груди чуть распахнулся, улыбка голливудская, и, если сделать над собой некоторое усилие, можно и подумать, что ледок в глубине огромных карих глаз привиделся…

— Как это говорится у вас… — протянула она. — Еще по чуть-чуть?

— Есть, компаньера капитан, — сказал Мазур, охотно берясь за бутылку.

«Чуть-чуть» в ее представлении оказалось полной рюмкой. С которой Рамона разделалась столь же лихо. И они снова молча смотрели друг на друга под очередные вокальные упражнения итальянского певца.

— Так какой будет инструктаж? — спросил Мазур.

Рамона демонстративно вздохнула:

— Амиго, честное слово, ты изрядно подпортил сложившееся у меня мнение о моряках… Хочешь прямой вопрос? Ты верный муж или искренний поборник советской морали? Мне что, начать стриптиз танцевать, чтобы ты окончательно догадался, что к чему? До тебя так и не доходит, что ты мне чертовски нравишься?

— Хочешь прямой ответ? — сказал Мазур. — Не могу я до конца поверить, что моя ничем не примечательная рожа приглянулась такой красавице…

— А тебе приходилось слышать глубокую философскую истину — что никто не в состоянии понять женщин?

— Ага, — сказал Мазур.

— В том числе и сами женщины… — она встала, выпрямилась в недвусмысленной позе красотки из мужского журнала. — Ну?

Нельзя же до бесконечности изображать идиота… Мазур, шустро отодвинув кресло, встал и подошел к ней вплотную. Изящные руки сомкнулись у него на шее, последовал длиннейший поцелуй, и Рамона, прижимаясь всем телом, шепнула на ухо:

— Отнеси меня в спальню. Так романтичнее…

Он и отнес.

…В расположение Мазура возвращались ранним утром. Рамона с обычной лихостью гнала джип, напевая что-то себе под нос, порой улыбчиво косясь на Мазура, а он, ничуть не лицедействуя, просто-напросто полулежал на сиденье, чрезвычайно довольный жизнью вообще и прошедшей ночью в частности.

До подъема оставалось еще с полчаса, и вокруг стояла совершеннейшая тишина, ясная и прозрачная. Остановив машину у калитки, Рамона ослепительно улыбнулась:

— Ты был великолепен. Правда. Мы подружились?

— Еще бы, — сказал Мазур.

— Пока судьба не разбросает?

— Да.

Рамона наклонилась и поцеловала его в щеку:

— Милый, считай, что ты меня завоевал… Я полетела, скоро начнется совещание, но при первом намеке на удобный случай я тебя найду. Только не надо стоять столбом и смотреть мне вслед, ладно? Это, по-моему, киношные пошлости.

— Не буду, — заверил Мазур. — Ты поосторожнее там…

— Обойдется, — она улыбчиво бросила взгляд за удобно пристроенный меж передними сиденьями автомат. — Аста маньяна!

Джип рванулся с места, визжа покрышками. Не глядя вслед, Мазур распахнул калитку. На лавочке у крыльца сидел Лаврик.

— Ага, — сказал он радостно. — А я тут места себе не нахожу. Честно. Ну, садись и давай в трех словах. Эротика меня, разумеется, не интересует, меня за твоим моральным обликом следить не уполномочивали, наоборот…

Мазур рассказал кратенько — о Санчесе, об операции, в которой ему нежданно-негаданно пришлось участвовать. Лаврик слушал с непроницаемым выражением лица, вопросов почти не задавал, а те, что задал, на взгляд Мазура, вовсе и не имели отношения к делу — но поди пойми Лаврика, когда он в работе…

— Все?

— Все. Дальше только эротика.

— Интересно, — сказал Лаврик тихо, щурясь на поднимающееся над крышами оранжево-розовое солнце. — А вот как ты сам все происшедшее определил бы?

— Чертовски все это странно, — не особенно и раздумывая, сказал Мазур.

— Вот именно, — отрешенно произнес Лаврик. — Странно…

Тихонько скрипнула дверь, показался доктор Лымарь, застегнутый на все пуговицы, умытый и причесанный. Сбежал к ним по ступенькам.

— Гена, — задушевно сказал Лаврик. — У людей тут секреты служебные…

Лымарь пожал плечами:

— Секреты так секреты. Только вообще-то — боевая тревога…

Глава пятая. Граница — понятие условное

Они, все двенадцать, заняли очень выгодную со всех точек зрения позицию — на вершинах двух отлогих холмов, поросших редколесьем, отстоящих друг от друга метров на двести. Некоторую пикантность ситуации придавало то, что холмы эти не менее чем на полкилометра отстояли от бангальской границы, так что их группа хамски нарушила пару-тройку законов. Однако это никого не волновало, ни исполнителей, ни штабных. Во-первых, они пребывали на территории оккупированной ЮАР Намибии — а эту оккупацию не признавала ООН, о чем имелась соответствующая резолюция. Во-вторых, в африканских заварушках к любым государственным границам по давним добрым традициям относятся наплевательски. И, наконец, такая уж им выпала веселая служба, разрешавшая при необходимости чихать на любые границы, где бы они ни пролегали…

Ну, что поделать, если место очень удобное? Позади, в сторону бангальской границы и далее, более чем на километр до границы леса тянется голая саванна с невысокой травой, крайне неподходящая для засады либо оборонительного рубежа. Так что извиняйте, господа буры, вы и сами сюда влезли разбойным образом, чья бы корова мычала…

— Ну, что там? — спросил Морской Змей. Ушан сбросил наушники на шею:

— Из того, что они там тарахтят, ни словечка разобрать не могу, сам знаешь, не учен… Однако ж идет интенсивнейший радиообмен между доброй полудюжиной абонентов, и не так уж далеко. А это наталкивает…